Сайт создан 25.06.2009г. Предназначен для объединения, оказания помощи начинающим поэтам, писателям  и ознакомления широкой массы читателей с их произведениями ....

 Автор - Бычков Виктор Николаевич  E-mail: muza-barnaul@mail.ru  


Бычков В.Н.

 

Братья

К совхозному трактористу, а теперь пенсионеру  Анатолию Владимировичу Лукину  приехал в гости младший  брат Иван с женой. Они жили в Сибири, и вот теперь приехали за пять тысяч километров на своей машине к себе на малую Родину. Тут же в деревне почти по соседству с Толиком жили и родители Ивановой жены Нины. Каждый раз по приезду Иван останавливался у тещи с тестем. Так было заведено. Толик не обижался. Но у братьев была одна негласная традиция – в какое бы время суток Иван не приехал, сначала он должен был зайти в дом брата, а только потом уже идти к родителям жены.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Не была нарушена эта традиция и сейчас. Иван постучался к Толику  около четырех часов утра. Анатолий знал, что брат выехал к ним, поэтому ждал Ивана. Волновался. Все-таки не близкий свет, да и дорога  есть дорога. Но, слава Богу, все обошлось.

После первых объятий и поцелуев, охов и ахов посыпались обязательные «Как ты, а как вы», да «Как доехали?». Жена Толика кинулась накрывать стол. Эта процедура то же была обязательной во  встречах  братьев. Первое угощение – у брата.

За столом посидели не долго. Гости уставшие, с дороги, им надо было отдохнуть. Договорившись встретиться вечером, Иван с Ниной уехали к ее родителям.  Там то же ждали гостей, переживали за них.

Их у матери было двое – старший Толик и младший на три года Иван. Отца не было. Вернее, отцы были разные. Так получилось. Мать воспитывала сыновей одна. Толик очень плохо учился в школе. Несколько раз оставался на второй год. Был даже случай, это как семейная легенда, что в первом классе Толик выбросил портфель с книгами и тетрадками в колодец, чтобы не ходить в школу. Намучилась мать с ним сильно.

Кое-как окончил восемь классов, поступил на курсы трактористов, а затем пошел работать трактористом  в совхоз. И проработал им  до пенсии. Бессменно. Был один перерыв – служба в Армии. Работу свою любил, технику знал, работы не боялся. Трудяга. Но был один недостаток – любил выпить. Притом, по пьянке, у Толика было  несколько обязательных стадий, о которых хорошо знали  и жена, и дети и мать с братом. После выпитых первых двух рюмок  у Анатолия появлялось желание всех научить жить и как-то наказать непонятливых. В это время он начинал скрежетать зубами, стучать кулаками по столу, вскрикивая:

-Эх! Да я им всем!

Правда, было непонятно, кому и за что, и что именно. В следующей стадии Толя  начинал плакать и прощаться. Он собирался умирать.

-Прощай, братик, мы с тобой видимся последний раз. Скоро я  умру.

И начинал плакать. Притом, слезы лились ручьем. Сквозь плачь, сквозь слезы он прощался и просил не держать на него зла, простить, если кого обидел. Те, кто видел эту сцену впервые, и вправду начинали верить, настолько правдоподобно Толя прощался. И его начинали упрашивать, что туда не надо спешить, начинали успокаивать. Он  быстро успокаивался, вытирал слезы и всегда произносил одну и ту же фразу:

-Наливай.

У Анатолия был хороший свой дом, который он построил сам, двое детей, большое хозяйство. С ним же до самой смерти жила и мать. Умерла она девять лет назад. Тогда же и Иван приезжал последний раз.

Старший брат  любил,  уважал и гордился младшим  братом.  Иван был полной противоположностью  Толику: очень хорошо учился, не боялся ни какой работы, спокойный и с твердым характером. Если чего хотел – добивался. Сразу после школы поехал поступать в военное училище на Украине. Поступил. Потом  служил в разных гарнизонах Союза, был в Афганистане, воевал.  Но каждый год вместе со своей семьей приезжал к матери в отпуск. Ушел в отставку и остался жить в Сибири. У него был свой бизнес, жили они неплохо. Когда Иван приезжал на похороны матери и Анатолий узнал, что младший брат бросил пить  спиртное вообще, он долго и пристально смотрел на брата и сказал:

-Как, вообще ничего – ничего?  Получив утвердительный ответ, добавил: - Ну и дурак!   Облокотившись руками на стол, Толик надолго замолчал. Потом  поднял глаза на младшего брата, произнес: - Молодец!  Вот за это я тебя  уважаю. А я, вот, так не могу.

Позже, когда  Анатолия начинала ругать за пьянку жена  Зина, он неизменно ей отвечал:

-Мы, Лукины, если захотим, то в момент можем бросить пить. Видала, мой меньшой, Ванька, сказал, что пить не будет, и не пьет. Ни капли. Как отрезал. И я так могу.

-Ну так брось, докажи всем, что ты можешь.

-Следи за моей речью. Я же сказал, могу, но не хочу. А, значит, не буду бросать.

Иван, отдохнув, после обеда вместе с женой съездили на деревенское кладбище проведать могилку матери.  Кладбище находилось недалеко от деревни, в поле. Заросшее по периметру акацией, а в середине березами,  оно было хорошо видно из любой точки деревни. Как остров посреди поля. Последний остров.

Подойдя к могиле матери, Иван с удивлением увидел, что за могилой уже давно ни кто не ухаживал; поросшая травой, засыпанная опавшей листвой она почти сравнялась с землей. По центру могилы росла уже достаточно толстая и высокая береза. Ее ствол почти на половину закрывает надгробную плиту с фотографией матери, корнями вырвав частично сам памятник из земли и наклонив его в сторону оградки. Ивану показалось вдруг, что эта береза  растет прямо из груди его матери. Ему стало  нехорошо, жутко. Почему-то заболело у него  в груди, как будто это из его груди начало произрастать что-то, разрывая ее на части.  

Вечером Иван пошел к брату. Жены знали, что  братья хотят побыть одни, поговорить, и что бы им никто не мешал. Поэтому Нина осталась у родителей, а Зина ушла в соседнюю деревню к дочери, предварительно приготовив ужин для мужиков.

Толик встретил брата сидя за столом в зале. На столе уже стояла бутылка водки, отварная картошка, сковородка жареного сала с мясом, и, конечно, миска с солеными огурцами и квашеной капустой. Для гостя был приготовлен компот, заранее налитый в кувшин. И хотя  младший не особо приветствовал увлечение старшего брата,  однако без водки в гости к  Анатолию  не мог прийти. Иван достал из кармана  бутылку водки, привезенную из Сибири как подарок, с красивыми разноцветными этикетками, с пробкой, в которой  был  дозатор и со стуком поставил ее в центр стола. Толик  воспринял это как должное – с удовольствием и благодарностью.  Ночь обещала быть длинной и приятной.

-Ты у тещи не ужинал?- спросил он.

-А что, ты кормить не собираешься? – вопросом на вопрос ответил Иван, –или все это изобилие на столе один осилишь? Мне то хоть попробовать дашь?

-Ну, разве что попробовать. Давай  для начала твоей сибирской попробуем. Уж больно вид у нее красивый,  так и хочется  организмом прикоснуться к такой красоте.

Иван открыл бутылку и стал наливать брату. Водка с трудом по каплям  наполняла стопку Анатолия. Тот не выдержал этой пытки.

-Ты другой раз такую заторможенную не привози. Если бы был с глубокого похмелья,  то можно было бы слюной подавиться, пока дождешься.

-Не  торопись. Или спешишь куда-то?  Впереди ночь длинная, в спину нас ни кто не гонит.

-Давно я тебя не видел, поговорить хотел. Вот спешу  немного выпить для смелости. А то не смогу все высказать на трезвую голову. Знаю, что и ты меня учить попытаешься

-Что ж так сразу серьезно?  Иван посмотрел на брата. Тот сидел  через угол стола, почти боком к Ивану, но смотрел на брата серьезно, пристально и  с ожиданием.  Видно было, что ожидал  Толя не водки, а вопросов  младшего брата. Иван не выдержал взгляда,  поднял свою рюмку с компотом.

-Давай выпьем за встречу. Я  искренне рад тебя видеть,  братик.

 В такие  встречи братья  почти не называли друг друга по имени, а чаще всего  вот так -  братик. Со стороны кому-то это могло показаться  нелепым, сентиментальным такое обращение достаточно зрелых мужиков. А для них – нет.

Немного закусив, старший тут же налил себе вторую стопку, выждал, пока младший взял   компот и поднял свою стопку:

-И я рад тебе. Ждал  тебя каждый год. А ты… Ну, да ладно. За нас с тобой. Не оправдывайся.

Выпили. Иван  собрался было объяснить, почему так долго не приезжал. Смотрел на брата,  видел перед собой сильно постаревшего мужчину,   седого, полного, с  синими прожилками на лице. Еще в первые минуты встречи  ночью он обратил внимание, как трудно Анатолий  передвигается,  как долго  и трудно даются ему первые шаги. Тогда же  про свою болезнь суставов  он старался  рассказать с юмором:

-Видишь, ржавею, скриплю.

А сейчас  Иван молчал. Собирался с мыслями. На помощь ему пришел Толик.

-Ну, давай спрашивай про мамину могилу. Ты же был на кладбище. Я знаю.

-Спросил.

-Отвечаю,- в тон ему  сказал  брат. – Только перед этим  скажу я тебе вот что. Не ожидай от меня пьяных концертов. Не будет их. Думаешь, я не знаю, что вы обо мне все думаете? Не стану объяснять, сам постарайся понять, если понятливый.

Он замолчал, уставившись взглядом  в только ему ведомую точку на противоположной стене. Собирался с мыслями.  Наконец заговорил снова.

-Я тебя  ожидал давно. Сейчас поймешь почему. На мой взгляд, в жизни каждого человека  бывают моменты, когда ему надо  поговорить, излить свою душу, и что бы его поняли, и что бы над ним не смеялись, над его душой, над его чувствами. Что бы после этого он не выглядел в глазах других дураком. Вот мама меня понимала. Надеюсь, и ты поймешь. Мне так кажется.

Все это время Толик не отвел  взгляд от стены, как будто   на стене были  написаны  его речь и  слова, которые он произносил для брата.

-Тебе плохо, братик? –  тихо спросил Иван.

Как ни кто другой младший брат знал своего старшего брата. За кажущимися на первый взгляд  безалаберностью,  грубостью и простотой, стоял чуткий, отзывчивый, добрый человек  с открытым сердцем и легко ранимой душой. Он ни когда ни кому  не завидовал,  готов был по первому зову прийти на помощь любому, кто,  на его взгляд, в ней нуждался. О таких говорят: «Последнюю рубаху отдаст» И когда кто-нибудь  поступал  по отношении к Толику не справедливо, он обижался,  уходил в себя. Но никогда ни кому не мстил.  Прощал.

-Ты спрашиваешь, плохо ли мне.  Не то слово. Очень плохо. И не жалости я хочу, а понимания. Вроде стыдно мне в таком возрасте говорить об этом, как будто слабость проявляю, как будто на судьбу жалуюсь. С тобой хотел поговорить об этом.  А сейчас давай подзакуси, братик. Отведай  нашего угощения. Тут все свое, домашнее.

Не вставая  из-за  стола, Анатолий протянул руку к выключателю, включил свет в комнате.

-Иди-ка затяни шторы. А то мы с тобой  как в телевизоре для всей деревни видны будем.

За окнами уже стемнело. Только хорошо просматривались силуэты лип через дорогу напротив и колодца между ними.

-Где – то через месяц  после похорон мамы, я заказал в райцентре оградку и памятник  ей на могилку, -  продолжил Толик. Пока сделали, пока привез – прошло месяцев пять или шесть. Поехал на кладбище все это ставить. Осенью  это было. Картошку уже выкопали.  Подхожу к маминой могилке  и вижу, что почти по центру  могильного холмика  выросла маленькая березка. Как она туда попала  - не знаю. Уж точно ни кто ее туда не сажал.   Первая мысль была, что это непорядок, что ее надо вырвать. И нагнулся уже вырвать березку, и тут меня мысль как молнией пронзила: а вдруг это душа мамина, а вдруг это мама в березку превратилась? И так мне стало хорошо, легко, как давно уже не было. Оставил я березку.

Толик замолчал. Видно было, что он снова переживал тот момент, то событие.  Иван  смотрел на брата и то же чувствовал какое-то пощипывание у себя в глазах. Он опустил голову и стал  теребить руками скатерть на столе. Молчание затянулось.  Каждый сидел, погруженный в свои мысли.

-Ну а дальше что?- нарушил тишину за столом Иван и налил себе компот.

-Налей и мне, - попросил Толик. А то что-то в горле пересохло.

-Может водочки? – предложил Иван.

-Сегодня мне она особо не нужна. Мне и без нее не плохо, – ответил брат.

-Два года подряд на Родительский день я приходил на могилку, подправлял ее, разговаривал с березкой как  будто она живая. А она росла  такой стройной, нежной, красивой.  Ты не смейся, братик,  но когда я к ней прикасался рукой, мне березка казалась теплой,  живой.  Поговорю с ней и так мне хорошо становится! Я ни кому об этом не говорил, тебе первому.  Боялся, что будут смеяться.

Анатолий  посмотрел на младшего брата. Иван  встретился с ним взглядом, положил свою руку на плечо  старшему и сильно его сжал. Толик накрыл своей рукой руку брата и, наклонив голову, прижался к руке  щекой.  За столом  на какой-то момент воцарилась тишина.

-Может разогреть  картошку да сковородку с мясом? – спросил  Иван. – А то все уже давно остыло.

-Хочешь, разогрей. Мне не надо. Но только сам. А то  как мне подняться, так легче шпиона поймать, – сказал  Анатолий.-  Замучил этот радикулит, или как он там по научному называется. Утром с кровати слезть не могу по полчаса, пока хоть как - то можно двигаться. Иной раз слезы из глаз брызжут. Правда, потом с горем по полам уже скрипеть можно. Да, пока не забыл. Сходи и принеси ты мне, братик, воды из колодца, наполни фляги две штуки, да  два ведра. Вот мне и помощь будет неоценимая. Для меня наносить воды – сущая каторга.

Вскоре в комнату стали доноситься скрип ворота на колодце, шум передвигаемых фляг в сенях. Иван носил воду.  Толик сидел, откинувшись на спинку стула, ждал брата.

Выше старшего на голову, младший брат  по виду был на много моложе Толика. Их роднила одинаковая седина, овальные, чуть продолговатые лица, и еле уловимое сходство каждого  с матерью. Не обремененный пока еще болезнями, Иван выглядел моложавым, подтянутым и крепким мужиком.  Анатолий всегда радовался за брата, считая его удачливым во всех отношениях человеком.

Иван вскоре вернулся  в дом.  Не говоря ни слова,  забрал картошку, сковородку и пошел на кухню разогревать. Толик тем временем накапал себе в стопку немного водки.

Наконец  братья опять сидели за столом, ужинали, изредка перебрасываясь ни чего не значащими фразами.

-Рассказывай дальше, мне про тебя интересно все, - попросил Иван.

-А дальше будет самое главное, - снова начал Толик. – Ты только слушай и не перебивай.

-Через три года после смерти мамы я ушел на пенсию. Ты помнишь. Я тебе писал.  Думал, как у того почтальона Печкина, жизнь только начинается. Может у кого – то и так, только не у меня. Как - то сразу, вдруг, скрутил меня этот  радикулит.  Да так, что врагу не пожелаешь.  Короче, перестал я появляться на маминой могилке. И не потому, что не хотел, а потому, что не мог.  Вот тебе истинный крест. 

Для большей убедительности  Толик даже перекрестился на икону, что висела в углу зала.   

-Ты спросишь – а жена, а дети что?  Они разве не могли прибрать могилку?

Анатолий в упор смотрел на Ивана, ожидая  вопроса, но тот молчал, лишь в знак согласия кивнув головой.

-За жену и детей своих я отвечу, но потом. Но у нашей мамы было два сына. А где ты был? Почему ты не появился ни разу?  Ведь она на тебя молилась, ты для нее был светом в окошке, твои фотографии для нее были иконами. Я это знаю. Мало того, что ты опоздал на похороны, может и правда – служба помешала. А теперь - то что тебе мешало приехать раз в год, да сходить на могилку, да упасть пред ней на колени, да благодарить ее за все, что она для нас, дураков, сделала, себя не жалея?! Ну, что скажешь?

Толик говорил это, глядя на младшего брата. Говорил ровным, спокойным голосом, без крика. Видно, не раз и не два  задавал себе старший брат такие вопросы. И не находил ответа.  А вот теперь перегорело все у него. На крик уже сил не хватало.

Иван опустил голову,  уставился на носки своих ботинок и молчал.  Не мог даже посмотреть на брата.  Ему хотелось кричать, что это не так, что были причины. И такие убедительные, веские. Но слова застряли где-то в горле, и он не мог ни чего сказать, лишь ниже опускал голову. Он чувствовал, что прав, тысячу раз был прав брат, но с этим  не мог сразу смириться, и понимал, что ни какие объяснения  его не оправдают. Раньше  Ивану казалось, что он может найти выход из любого положения. Бывал он в разных ситуациях, даже воевал, пришлось однажды  поднимать свою роту в рукопашную. И всегда он находил единственно верное решение. А вот сейчас – тупик, стена,  которую он не может сдвинуть.

-Вот и молчи. Что тут скажешь. Нет оправдания,  что б ты не сказал. Спрашивать с других – это одно. А спросить с самого себя – совсем  другое дело.

 Замолчал и Анатолий. Он опять уставился в стенку напротив, а младший продолжал сидеть, не смея поднять голову и заговорить.

-Это одно, что я тебе хотел сказать, – наконец снова заговорил Анатолий. – А сейчас отвечу за свою жену и своих детей.

Ты же знаешь, что мать у Зины живет в другой области. Там же похоронен и ее отец. Вот она и ездит каждый год с детьми к себе на родину на Родительский день. И на могилку к маме нашей они не ходят. Сам знаешь, что невестка – не дочка.  Сказал как- то ей,  что бы сходила да прибрала там, так она мне ответила, что есть два сына, вот пусть и смотрят. И дети с ней за одно.  Но я их не виню. Вся причина во мне. Объясню, почему. И это почти самое главное, о чем я хотел с тобой поговорить.  Постарайся меня понять.  Поймешь – и мне станет легче. А то как камень на душе ношу уже не один десяток лет.  Только пойми – это не жалоба.  На жизнь я не жалуюсь. Есть она – и слава Богу.  Это другое.

Чувствуя свою вину, Иван все так же сидел, не поднимая взгляд на брата, только кивал головой, соглашаясь с ним.

-То время, когда мы с Зиной поженились, потом родились Андрейка и  Машенька, потом построили новый  дом, я вспоминаю как самые счастливые годы в моей жизни. Мне кажется, что тогда я не ходил, а летал.  Утром летел на работу – она мне нравилась, а вечером летел с работы домой – там я всех любил и они меня любили.  И ждали с нетерпением.  Ну разве это не счастье, скажи, братик?

Иван поднял голову и посмотрел на брата. Воспоминания преобразили его: лицо светилось, глаза горели – перед Иваном сидел Толик,   скинувший  с себя как минимум   двадцать  лет. Он помолодел.

-Любимая семья, любимая работа, дети под присмотром бабушки – ну чего еще человеку надо?-  опять обратился Толик к Ивану.

-Да. Все это так, я это время хорошо  помню, - наконец произнес младший брат.

-Вот, вот. Я этими воспоминаниями сейчас и живу, -  продолжил Анатолий, –Они меня и держат. Короче, стал я замечать, что после своих дежурств в больнице Зина моя начала меня как будто стесняться. Дальше больше: начались упреки,  что и вид у меня грязный, и пахнет от меня соляркой, и сам я неуч -  двух слов связать не могу. Одним словом – тракторист. Я понимаю, она – врач, а я тракторист.  Ну и что из этого?! Неужели в жизни главное – кто и кем  работает, как от кого пахнет?! Я же ее любил, и детей, да и сейчас люблю. И замуж за меня выходила, знала, что я не космонавт. Я же не жалел себя на работе: в уборочную, или в посевную  я спал по два – три часа в сутки. Хотелось больше заработать, надо  было строить дом, одеть, обуть семью, содержать хозяйство. Быть не хуже, а даже и лучше других. И у меня это получалось, ты же это видел, - снова  обратился он за поддержкой к младшему брату.

Иван видел таким своего брата впервые: поникшие уголки губ,  дрожь в голосе, глаза, наполненные  слезами, готовыми вот – вот пролиться – таким жалким  Анатолия  брат  не знал ни когда. Это для Ивана было неприятной новостью.

Не дождавшись ответа, немного справившись с собой, Толик продолжил:

-Дежурства, а потом  поездки на повышение квалификации, потом еще черт знает куда – это все отдаляло и отдаляло мою Зину от меня. Она жила своей жизнью, и места для меня в ней было отведено не много. Нет. Детьми она занималась, ни чего плохого сказать нельзя.   Правда, до меня доходили кое-какие слухи про Зину и нашего зубного врача. Мы же в деревне живем. Тут скрыть что-либо трудно. В это не хотелось верить. Однако скандалы в доме становились все чаще и чаще. Мама, конечно, все это видела, знала про Зину все, но мне не говорила и всегда занимала сторону Зины. Я теперь понимаю, да и тогда понимал, что мама хотела всеми силами сохранить нашу семью.  И это ей удалось. Я тебе, братик, открою свою позорную для меня тайну – мы с Зиной не спим как муж и жена уже более двадцати лет. Но разве это семья? – снова  обратился Анатолий к Ивану.

То, что это так, для Ивана тайной не являлось.  Об этом  ему сказала его жена Нина. Было это давно. После  одного из отпусков, Нина завела разговор  про Толика и Зину. Вот тогда то она и сказала, что они не спят как муж с женой. Иван тогда удивился:

-Кто тебе такую чушь сказал?

-Ни кто. Ты глаза разуй – так жена с мужем не обращается. Я же вижу, - ответила тогда Нина.

Иван не придал тогда значения ее словам, а вот теперь…

Часы на стене показывали полночь, братья сидели, погрузившись каждый в свои мысли. Ни есть, ни пить не хотелось. Старший  задумался, младший сидел и ждал.

-Слушай дальше, если тебе интересно,- прервал молчание Толик. – Я  искал и не находил выхода из моего положения. Хотел пойти и убить этого зубника-доктора, или задавить его трактором.  Я его часто встречал. Но духа не хватило. Хотел поколотить жену, не смог.  Как я подниму руку на мать моих детей? Хотел бросить все и уйти куда глаза глядят. А как от собственных детей я уйду?  Замкнутый круг. И я не придумал ни чего лучшего, как утопить все в водке. Начал пить. Сначала я выпивал не часто – раз в неделю, а то и реже. Что тут началось – не рассказать.  А я выпью, и мне как будто легче на душе, спокойней. Дальше – больше. Правда, за руль пьяным ни когда не садился. Нет. На это у меня ума хватило. До пенсии доработал. Хотя начальство и знало все мои дела, может быть и сочувствовало, но пьянку за рулем и на работе мне бы не простили. Я это твердо знал.  Да и работу я свою любил. Зато домой все чаще стал приходить пьяным.  «Дурак», «идиот», «кретин» - стали моими именами  Зина перестала со мной ходить в гости.  И если нас  с женой приглашали в какую-то компанию, то Зина нашла выход – она специально угощала меня водкой, или давала деньги, что бы я напился и не мог пойти с ней в компанию, или в гости.

Я это прекрасно понимал, но ни чего с собой поделать уже не мог. Меня душила обида,  злость. И я  опять напивался. Меня уже не считали за человека. А я своими действиями еще сильнее укреплял это мнение обо мне. Вот поэтому, братик, я и злился на всех, что меня не понимают, хотел объяснить все, что бы меня поняли. А смелости объяснить  не хватало. Боялся, что начнут тыкать пальцами, начнут смеяться надо мной.  Понимая, что объяснить не смогу, и понимая, что и жить так дальше тоже не могу, хотелось умереть. Да, да. Хотелось раз и навсегда покончить со всем и сразу. Но и духу опять не хватало. Хотелось и хочется жить. И я опять пил, и опять просил налить. Вот так, братик, - Анатолий стукнул кулаком по столу и замолчал.

Для Ивана это было полнейшим откровением – оказывается, он старшего брата вовсе не знает; он думал, что это все пьяные выходки, бзики спившегося человека. И ни когда не пытался  заглянуть ему в душу, понять его. Даже, напротив, всегда учил его жизни,  выступая в роли наставника. А на каком основании, кто дал тебе право судить о других? И судить вот так, не разобравшись, и возможно, принося еще больший вред родному человеку?!

Иван встал, поставил свой стул рядом со стулом брата,  сел на него, обнял Толика, прижался к нему и проговорил дрожащим голосом:

-Прости меня, братик, прости за все. И помни – я с тобой.

Так,  обнявшись, они просидели какое-то время. Снова заговорил первым старший брат:

-Жена соответственно настраивала и детей ко мне. Дети стали меня сторониться, грубить. И я уже ни чего поделать не мог. Или не хотел. Смирился.  Отношение ко мне жены и детей  сразу же сказалось и на отношении к маме. Мама разрывалась между мной и семьей. Я, конечно, сильно виноват перед ней, но уже поздно.

Когда заболел, попросил  отвести меня в больницу. И жена и дети в один голос  отказались вести, хотя и у  сына и у дочери есть машины. Говорят, не пей и болеть не будешь.  Обидно, конечно. Но смолчал и больше не прошу. Терплю. Сколько смогу. А там видно будет.

-А зачем тебе такое хозяйство? – спросил Иван, - Здоровья нет, а ты такой груз на себя возложил. Конь, корова,  куры, огород огромный – куда тебе столько?

-Пока я на этой земле кому – то нужен, я буду каждое утро скрипеть, трещать, но вставать и идти что-то делать. А значит – жить. И если от меня сегодня убрать мое хозяйство – то кому я нужен,  что мне остается делать, лечь и помирать, да? – вопросом на вопрос ответил Анатолий.

-Давай я поговорю с Зиной и с моими племянниками, постараюсь  им все объяснить,- сказал Иван.

-А зачем? Это мой крест и мне его нести.  Пошли лучше спать.

Утром братья запрягли коня, загрузили лопаты, топор, бензопилу и поехали на кладбище.

После обеда Иван отвез старшего брата в больницу в район.

Своими впечатлениями о прочитанном можно поделиться в Гостевой книге или  на Форуме    

Перейти на Главную  страницу

 

 
 

Использование материалов выставленных на сайте возможно только с разрешения автора.                              При использовании материалов с сайта ссылка на http://www.muza-barnaul.narod.ru обязательна

 

Об авторе

Оглавление

    Rambler's Top100  Рейтинг@Mail.ru
Сайт БСШИ с ПЛП Cайт выпускников БВВАУЛ

 

Hosted by uCoz