Автор - Бычков Виктор Николаевич  E-mail: muza-barnaul@mail.ru  

Прощание славянки

Из школы домой Лешка летел как на крыльях. Еще бы!  Во-первых, завтра, 9 мая, выходной, и в школу не надо идти! Во-вторых, в этот же день будет открытие памятника павшим землякам-односельчанам в Великой Отечественной войне! Мальчик уже знает, что там, на памятнике, высечены золотом имена его дедушки Григория, и двоих его дядей – Павла и Ильи. Они погибли на этой войне. Но он также знает, что золотом на памятнике написаны  имена еще пятидесяти пяти его земляков. Лешка с Колькой посчитали, когда художник из района выводил золотом эти фамилии. А потом все это закрыли матерчатым чехлом  до завтрашнего дня.  Да еще Лешке, как внуку героя, доверили прочитать стихотворение на  митинге. Учительница Зинаида Васильевна сказала:

-Тебе, Алексей, я даю вот это стихотворение. У тебя хороший голос, и из вашего дома на войне остались четыре человека. Им было бы приятно услышать, что ты их помнишь.

-Зинсильна! Так дедушка и два дяди же погибли!? – Лешка в недоумении обращается к ней. – Вон, даже на памятнике три наших фамилии.

-Там высечены только те, кто погиб с оружием в руках. А твоя сестричка Жанночка погибла в концлагере. – Учительница смотрит на сидящих за партами учеников, и говорит уже  всему классу, - Нет ни чего страшнее на войне, чем погибшие дети. Запомните это!

Вся деревня знает, что Зинаиду Васильевну, ее годовалую дочурку Танюшу, и трехлетнего сына Антона немцы закрыли в их доме и подожгли. Обгоревшую, без памяти, учительницу вытащили из горящей избы соседи. Детей спасти не смогли.

Лешке особенно нравятся вот эти строчки, которые он уже выучил:

И в Берлине, в праздничную дату,

Был воздвигнут, чтоб стоять в веках,

Памятник Советскому солдату

С девочкой спасенной на руках!

Завтра он прочитает их особенно выразительно, с чувством, с гордостью. Вот только он не знает, когда ему придется выступать: до начала концерта духового оркестра, или после?  Дело в том,  что у них в колхозе уже есть свой духовой оркестр. Его организовал Михаил Львович Янкин – новый завклуб, которого Лешка в прошлом году перевозил на Герое через затопленный мост. Он же им и руководит. Вроде бы они были с тех пор друзьями, но Мишка не взял Лешку с Колькой играть в оркестре. Сказал, что у них еще слабые легкие. Враки все это! На спор в прошлом летом Алексей задержал под водой дыхание дольше всех – пока перед глазами не пошли красные круги,  и Колька не вытащил его за волосы из воды. Просто  завклуб набрал туда десятиклассников, а Лешка в этом году заканчивает только пятый класс.

Несколько раз детвора пробиралась на репетиции оркестра в клуб тайком. Но толком так ни чего и не смогли понять: ни черта не видно, кто на чем играет! Зато завтра все станет понятным.

Дома мальчик застал  маму и бабушку,  сидящими  за столом, перед ними лежали две  похоронки. Лешка несколько раз уже читал их, когда бабушка открывала сундук, где они лежали с другими документами. Знает их почти наизусть, особенно те слова, где говорится, что «Ваш сын  пал смертью храбрых в боях за Родину при освобождении деревни Стрелки под городом Белостоком». И другая, где написано, что «Ваш сын пал смертью храбрых в боях за Родину при соединении партизан с частями  Красной Армии».

-Мама, бабушка, завтра будет открытие памятника, и я там буду выступать! – похвастался  мальчик.

-И как же ты будешь выступать, артист ты наш? – бабушка кончиком платка стала вытирать слезы.

-Буду читать стихи! – с гордостью заявил внук. – А потом будет играть наш духовой оркестр!

-Все ты знаешь! – мама с улыбкой смотрела на сына. – От тебя скоро ни одной тайны в колхозе не останется!

-Зря ты, мама, смеешься. К нам в школу  сегодня приходил председатель колхоза Леонид Михайлович, и все это  рассказал  на школьной линейке!

Мама накрыла стол, и позвала на обед бабушку и Лешу.

-А вы зачем опять похоронки достали? – Зная крутой нрав бабушки, внук поспешил задать ей этот вопрос, пока она еще не села за стол.

Однако бабушка не спешила ни к обеду, ни с ответом на Лешкин вопрос. Она наклонилась над раскрытым сундуком, держа в руках эти вестники скорби на своих сыновей, и тихо-тихо продолжала всхлипывать.

-Это, сынок, все, что осталось от твоих дяди Павла и  дяди Ильи, -  почти шепотом ответила мама. –  После того, как немцы сожгли нашу деревню перед своим отступлением, ни одного документа, ни одной вещи, ни одной фотокарточки на память о моих братьях не осталось. Только похоронки.  А лишний раз вспомнить их не грех, вот и достали. Ну, идите, мама, к столу. И ты, сынок, садись.

Обед прошел быстро, без лишних разговоров. И только в конце его бабушка сказала:

-Двор подмести надо, да  в избе помыть, и принарядить ее. Пусть моим сыночкам, да мужу, и внученьке  на том свете  веселее будет.

Лешка подмел двор, сбегал на речку, нарвал листьев аира, прихватив по дороге несколько веточек березы, и нераспустившейся еще сирени. Этой зеленью мама украсила избу, поместив ее по углам, а бабушка поменяла рушник на иконе, застелила новую домотканую скатерть на стол, на пол положили свежестиранные половички и коврики. На окна повесили чистые белые занавески.

-Ну вот,  не стыдно и праздник встречать, - подытожила бабушка.

Яркое весеннее солнце заранее взошло из-за леса, что бы успеть высушить от утренней росы молодую траву вдоль улицы,  поля, луга,  крыши  домов, а главное – вместе с высыхающей росой разнести по окрестностям тонкие, ароматные запахи цветущих садов, и таким образом внести свою солнечную лепту в этот праздничный день.

Сельская площадь перед конторой в центре деревни стала заполняться людьми еще задолго до открытия митинга. Женщины и девушки в нарядных платьях, в накинутых на плечи цветастых платках напоминали двигающуюся расцветшую поляну, которая то соединялась в одну большую, то вдруг разбегалась на множество маленьких клумб.

Мужчины держались особняком:  старики и взрослые, солидные дядьки составляли  одну компанию: их  объединяло не только седина и возраст, но и   увешанные орденами и медалями их груди. А молодежь – та вроде как и жалась к взрослым, но, в то же время,  как будто и стеснялась такого геройского соседства. Только детвора шныряла от одной группы людей до другой, придавая этому торжеству некую суматоху, излишнюю суету и ненужную крикливость.

Ученики стали по классам, колхозный оркестр с начищенными до блеска инструментами  разместился  справа от памятника. Лица музыкантов были серьезны, сосредоточены: как ни как, а это их первый выход на публику. Да еще в такой ответственный день! Остальные жители деревни расположились, кто где мог, обступив памятник с трех сторон.

После того, как со вступительным словом выступил представитель райкома партии, с памятника сдернули покрывало. Взору сельчан предстали фигуры солдата и партизана на постаменте, стоявших с оружием плечом к плечу. В этот момент на митинге образовалась некая пауза – одни искали фамилии своих родных и близких, другие – пытались найти сходство в обликах солдата и партизана с погибшими.

-Ольга, Ольга, - бабушка Химка тормошила свою дочь, - А этот, в каске, мне кажется,  похож на нашего Павлика?

-Да нет, мама. Вот партизан, тот немножко на Илюшу смахивает, особенно нос, уши, ну точно как у него!

-Какой там Илюша или Павел? – стоящая рядом Мария Козлова, потерявшая на войне мужа и двоих сыновей, не соглашается с соседями. -  Солдатик  – тот на моего Колю сильно похож. И ростом, и лицом. Присмотритесь, ведь, правда, бабы?!

-Не знаю, не знаю. Вот в шапке – тот точно  Леня Песков!  Помните, он еще погиб одним из первых в деревне. – Сорокалетняя   Галина  Мохова с надеждой всматривалась в бронзовые лица памятника.

-Это потому ты говоришь, что вы до войны с ним встречались-миловались! – стоит на своем Козлова.

-Не ссорьтесь, девки, – пытается помирить женщин прожившая всю жизнь одинокой шестидесятилетняя Нина Афонина. – Ни на кого они не похожи. Скульптор сделал их просто так – как получились. Откуда он мог знать ваших родных?

-Больно умная, да? – бабушка Соня вплотную подошла к Нине. – Ты ни кого не потеряла, вот и умничаешь!

-Зря ты так, тетя Соня. Я, может, потеряла больше вас всех,  потому что все погибшие для меня родные! – Обиженная, Нина отвернулась от споривших женщин.

Помирил всех зазвучавший духовой оркестр. Он начал играть «Вставай, страна огромная!». То ли от волнения, то ли по другой причине, но мелодия получилась у них какая то скомканная, не всегда понятная слушателям. Отыграв один куплет, Янкин взмахом своей трубы прервал музыку.

-Простим музыкантам, они еще молодые, не опытные. Но научатся обязательно!  - у подножья памятника, на его фундамент, который чуть-чуть возвышался над землей, и его использовали вместо трибуны, встал председатель колхоза Леонид Михайлович Лосев.

Выше среднего роста, с гладко выбритым  скуластым лицом, седыми волосами, зачесанными назад, с орденами и медалями на пиджаке,  он некоторое время всматривался в лица своих односельчан, как будто видел их впервые. Правой рукой он снял шапку, а левая, перебитая в войну, безжизненно свисала  со скрюченными пальцами вдоль тела.

-Дорогие мои односельчане, земляки, колхозники и колхозницы! – голос председателя непривычно дрожал, даже срывался.  – Прошло шестнадцать лет, как мы добили этих нелюдей в их собственном логове!  Но я не об этом. Вернее, и об этом тоже. Простите меня, я немного волнуюсь. – Несколько раз с силой он протер свое лицо шапкой, и только потом продолжил.- Помните осень сорок первого года, когда вы избрали меня своим командиром?  Я это очень хорошо помню! Вы доверились мне тогда. И я всю свою сознательную жизнь стараюсь не уронить вашего доверия, оправдать его. Будучи командиром партизанского отряда, я не прятался за ваши спины, а честно воевал с вами вместе. Окружение и блокаду, бои и засады – я был там, где были и вы. Или кто- то может упрекнуть меня в трусости, в шкурничестве, в том, что я берег свою шкуру? – Лосев обвел взглядом присутствующих.

-Не томись, Михалыч. Если бы было что не так, то мы бы тебе об этом сказали в глаза. Ты же знаешь. – За всех из толпы ответил увешанный наградами бывший партизан Константин Козулин. – Говори, мы слушаем тебя, командир!

-Вот я и говорю, что не прятался я за чужие спины. И поэтому смело смотрю вам в глаза. А сейчас я хочу обратиться к нашим дорогим женщинам – бабушкам, матерям, женам, сестрам: простите, что не для всех смог я уберечь ваших мужей, отцов, сыновей и братьев. Но и вы меня поймите – не грибы мы в лесу собирали, и не сено заготавливали. А страшная жатва бушевала на нашей земле! И выкашивала она из наших рядов самых лучших, самых верных моих товарищей. За Родину бились, за наше с вами свободное и счастливое будущее! Потому и полегли многие.

-Что ж ты себя казнишь все время, председатель? Не надо!  - Лешкина бабушка Химка прервала выступление Лосева. – Мы все понимаем. А кто ж нас защищать от супостата должен, как не сыны наши?! Для того мы и рожали их.

-Спасибо тебе, мать солдатская! Спасибо вам, женщинки мои дорогие, любимые!  И низкий вам поклон от меня и от всех нас мужиков. – Леонид Михайлович трижды поклонился женщинам, что стояли прямо напротив него. – Только сегодня мы смогли открыть вот этот памятник нашим землякам, нашим однополчанам. Именно благодаря ним мы стоим вот здесь, дышим чистым весенним воздухом, любуемся солнечным днем, вдыхаем ароматы цветущих садов. А они не могут. Потому как жизни свои положили они ради нас. И мы должны быть им благодарны. По гроб своей жизни.

Сосредоточенные и молчаливые, слушали односельчане своего председателя, а в недавнем прошлом и командира местного партизанского отряда, под чьим командованием больше двух лет громили фашистов на оккупированной территории. Они любили этого человека, верили ему, доверяли ему свои судьбы и жизни. Бесстрашно шли за ним в бой, а теперь, в мирное время, избрали единодушно и своим председателем колхоза, чтобы под его руководством строить и мирную жизнь.

-Мы помним подвиги и павших в боях, и оставшихся в живых односельчан, наших колхозников, друзей, родных и близких. Помним и гордимся ими. Вот перед нами стоят наши уважаемые фронтовики и партизаны, – Оратор повернулся к стоящим рядом со школьниками ветеранам. – Всмотритесь в их лица, вглядитесь в их награды – это стоят герои! Да, да, герои! Наш партизанский отряд в непомерном долгу перед тобой, Корней Гаврилович, за то, что ты вывел нас из блокадного леса по непроходимым болотам в соседний район, а за это отдал страшную цену – жизни своих детей Галинки и Ванюши.

Мы помним, Ефимья Михайловна,  и подвиг твоего сына, а моего лучшего друга Илюши. Именно он с шестью партизанами, нашими товарищами, прикрывали  отход отряда. Почти день эта горсточка бойцов вела неравный бой с фашистами, дав возможность оторваться от преследования  основным нашим силам. А окруженный, он не сдался врагу, а как истинный герой, как настоящий мужчина и солдат, подорвал себя гранатой. Я горжусь, что я был его другом!

Председатель на мгновение замолчал, дав возможность осознать сказанное им, по -  новому оценить участникам митинга  и павших и живых колхозников.

-Посмотрите на уважаемого нами Андрея Ермолаевича. – Зажатой в кулаке шапкой Лосев указал на небольшого роста, худенького, тщедушного мужичка. – От первого до последнего дня он прошел все войну.   Его грудь украшают,  помимо прочего, и медаль за оборону Москвы, и медаль за взятия Берлина!  Но, главное, он кавалер трех орденов Славы! А это, считай, что Герой Советского Союза! Так то вот! А ты, тетка Арина Ивановна, я слышал, обижаешь его. Смотри, а то терпение его геройское может и лопнуть.

Последние слова  Леонида Михайловича потонули в дружном хохоте митингующих: вся деревня знала, что жена деда Андрея баба Арина держит мужа в ежовых рукавицах, а то может даже при случае и поколотить.

Переждав смех, бывший командир продолжил:

-А теперь я хочу обратиться ко всем погибшим нашим односельчанам. Я верю, что они незримо присутствуют здесь.

Докладываю вам: враг полностью разбит в его вонючем логове! Наша взяла! Да по-другому и не должно было быть! И вы, павшие, и мы, живые, в это свято верили!

И еще хочу вам доложить, что мирная жизнь у нас наладилась: деревню,  сожженную фашистами, мы отстроили заново. Вы бы ее и не узнали! Землянок больше нет. Правда, пожили мы в них лет шесть – семь. Сами должны понять – война, разруха. Пришлось все начинать с нуля. Не все сразу. За то сейчас колхоз у нас крепкий. Вот переходим с трудодней на оплату деньгами. Все жители получили паспорта. В колхозе есть электричество, построили хорошую школу, сельский клуб. Взялись за дороги. Так что, дорогие наши земляки, смерть ваша была не напрасной. Семьям вашим помогаем, как можем. За счет колхоза построили им дома. Не хоромы, конечно, но крыша над головой есть!

Вот с памятникам вам, геройски погибшим за нашу Родину, мы немного запоздали. Но вы не гневайтесь. Трудно нам было, ох как трудно! Скажу лишь, что на бабах первый год землю пахали, и вы нас поймете. 

А смена вам подрастает достойная: детишек много народилось после войны, и это радует! Молодежь хорошая, трудолюбивая, и, что самое главное, - грамотная! Значит, у нас есть будущее! А в этом – основная  заслуга ваша. Ибо вы своими жизнями добыли мир на нашей земле!

После выступления председателя слово брали еще человек пять. Наконец, митинг закончился, и заведующий сельским клубом Миша Янкин  объявил:

-Сейчас для вас, уважаемые колхозники, будет играть наш духовой оркестр. Прощание славянки!

Повернувшись к музыкантам, он поднес к губам трубу,  дал оркестру отмашку. И он грянул музыку! Над деревней зазвучали неповторимые звуки этого военного гимна!

Люди еще не разошлись, а остались стоять там, где и стояли во время митинга. Их остановила музыка! «Прощание славянки» музыканты отрепетировали на славу! Бухал барабан, ухал контрабас. А труба! Что вытворяла труба в руках дирижера и руководителя оркестра Миши Янкина!!! Она пленила слушателей, заставила замереть, остановиться, завладела ихними и душой и телом! Мелодия военного марша вдруг проникла в  сердца сугубо гражданских, самых мирных жителей – женщин и детей, в   сердца прошедших войну ветеранов, даже дети, и те присмирели, почувствовав торжественность момента.  

А труба все выводила и выводила тревожащие душу звуки, влезала в нее, рвала, выворачивала на изнанку, добиралась в самые сокровенные ее уголки, и чистила ее, выскребала из нее все пороки,  которые занесла туда по злому умыслу или случайно жизнь. Очищала душу, придавала ей ту, первозданную чистоту, которую вложил в нее Создатель. И теперь, с очищенными душами, колхозники совершенно по-другому смотрели на себя, на своих земляков, на родных и близких.

Стоящие вместе ветераны при первых аккордах вдруг засуетились, заволновались, стараясь не смотреть друг на друга повлажневшими глазами, начали дрожащими  руками доставать кисеты, крутить самокрутки. Как ни кто другой, эти люди чувствовали и понимали военный марш: он будил в них дух бойца, воина, защитника, звал в бой, в атаку, на подвиг!

У подножья памятника застыл Леонид Михайлович Лосев. Так же, с непокрытой головой, с шапкой в здоровой руке, он слушает «Прощание славянки». Взор  обращен чуть выше людских голов, ветерок играет седыми волосами,  и чистые, чистые слезы бегут по его щекам.  Вечно озабоченное, хмурое лицо приобрело вдруг наивное детское выражение. До этого не раз и не два, а много, много раз спрашивал себя  бывший командир партизанского отряда: все ли правильно делал, отправляя на смерть своих подчиненных? Может, надо было поберечься,  притаиться, переждать лихолетье?  А вот сегодня эта военная мелодия, зовущая солдата в бой, благословляющая его не бессмертие, расставила все по своим местам.  И легче стало командиру, отлегло на душе!

А труба рвет, терзает души!

Весной 1943 года обложили немцы лесной массив с партизанами так, что мышь не проскочит. Были сняты с фронта боевые части с артиллерией, танками, помогала фашистам и авиация. Неоднократные попытки прорвать блокаду партизанами успеха не имели. Только увеличивалось число жертв. Оставался один единственный способ – уйти через непроходимые болота за двадцать километров в соседний район. А провести их мог через топи только старший егерь лесхоза Корней Гаврилович Кулешов.

О том, что только он может быть проводником, узнали через местного полицая Антона Щербича и немцы. Они опередили партизан,  взяв в заложники  детей Корнея – двенадцатилетнюю Галинку, и четырнадцатилетнего Ивана. И поставили перед отцом условие: откажешься  проводить партизан – дети будут живы. Не откажешься – детей расстреляют. Эту страшную новость принесла в отряд жена Корнея – Соня.

Ни кто на земном шаре не смог бы помочь в тот момент отцу принять решение! Сам, только сам! И ни кто бы его ни осудил, если б он отказался, и этим спас бы своих детей.

На всякий случай был разработан план последнего прорыва с боями из окружения. Хотя все понимали, что шансы равны нулю. Так хоть погибнуть с честью.

В тот день Корнея пригласили в партизанский штаб, где уже находился весь командный состав. Говорил с ним сам командир Лосев.

-Поверь, Корней Гаврилович, что этот разговор – самый трудный в моей жизни. Я тебя не неволю. Нет! Тебе решать. Как решишь, так и будет. И самое главное – ни кто тебя не упрекнет, если ты откажешься вести нас. Мы тебя поймем. Иди к жене, она в соседней землянке. Принимай решение.

Корней не помнит, как прошел эти двадцать метров до жены. Помнит только, что встретила его в землянке  разом постаревшая, до белизны поседевшая  Соня. Она стояла на входе, и ждала мужа. Они не сказали друг другу ни слова. У Сони только хватило сил протянуть мужу походную котомку.  И тут же без чувств рухнула на застланный хвоей пол землянки.

Вина перед детьми и перед женой преследует деда Корнея и по сей день. Тяжко на душе. Умом находит оправдание, а душа не приемлет его. И эта музыка еще больше растревожила, запутала старика, взбередила душу.  Спасибо жене: отыскала его в толпе ветеранов, и прижалась к нему всем своим дрожащим телом. Стало немножко легче!

А командир разведвзвода Костя Козулин? Нахлынуло вдруг под звуки оркестра! Тот его последний бой при прорыве блокады, когда дед Корней вывел их отряд за двадцать километров через болота в лесной массив соседнего района.  Здесь их фашисты не ожидали. Жиденькая немецкая оборона давала шанс на спасение, но нужен был последний бросок.

Лосев сам поднял партизан в атаку. Со всеми вместе пошел и Костя. Только сразу же разорвавшаяся рядом мина перебила ему правую ногу, контузило его. Истекающий кровью, теряющий силы и сознание, он греб пальцами землю, грыз ее зубами, и все пытался пойти на помощь боевым товарищам.  Победное партизанское «Ура» уже разносилось окрест, а он все ни как не мог подняться,  чтобы быть  вместе со всеми. И это чувство вины перед товарищами еще очень долго не давало ему покоя. Козулину всегда потом казалось, что в том бою чего- то для него не хватило, что заставило бы его быть в цепи атакующих. А вот сегодня понял чего – не хватало «Прощания славянки»! Костя  вдруг почувствовал, что зазвучи в том бою вот эта мелодия, и он точно бы смог подняться и дойти в  той последней атаке!  Понял, и просветлел лицом!

И даже конь Герой, которого раненым  оставила в деревне проходившая кавалерийская часть в 1944 году, что доживал свой век, по словам конюха деда Тихона, «на полном пенсионе», потому что ни у кого не поднималась рука отправить его на бойню, при звуках оркестра, что донеслись и до конюшни, вдруг взбрыкнул, заржал призывно. Видно, вспомнилась и его молодость, когда и он ходил в лаве,  когда больно рвали рот удила, когда в бешеной скачке ноздри готовы были втянуть в себя весь земной шар, а копыта еле успевали касаться земли, и  он сам вместе со своим всадником находил упоение в битве!

Потом, после «Прощания славянки», были «Амурские волны», и вальс «На сопках Манчжурии», и даже Иван Балда на своей гармошке растягивал  меха, веселя публику.  Но это было уже не то. У всех на слуху был военный марш.  

-Ну, Мишка, ну молодец! – Колькин папа дядька Петро, который защищал блокадный Ленинград,  не скрывал своего восторга от прозвучавшей на митинге музыки.  – Я не верил  сразу в его способности, а оказалось – зря не верил!  Порадовал, ох, порадовал нас!  

Бабушка Химка всю дорогу до дома говорила только о нем.

-Я все думала, что этот музыкант Мишка бездельник и нахлебник. И все его занятие – чистое баловство. А оно вон как обернулось. Как эта музыка называлась? – спрашивала она у внука Лешки.

-«Прощание славянки», бабушка.

-Добрая славянка, ох, добрая! Как у попа на исповеди побывала! А почему она прощалась, ты не знаешь?

-Нет,  не знаю.

-Как это ты не знаешь? А в школе тебя чему учат?

-Так я же не в музыкальной школе учусь, а в общеобразовательной, бабушка!

-Все равно знать должен! А если не знаешь, то выспроси у Мишки Янкина, и мне потом расскажешь.

Люди с митинга расходились по домам семьями и компаниями, что бы уже дома продолжить отмечать единый для всех День Победы. На площади постепенно воцарилась тишина, что бы через некоторое время опять смениться праздничным весельем по всей деревне.

А паузой поспешил воспользоваться жаворонок,  чтобы с высоты одарить людей, поздравить и порадовать их  своей звонкой, чистой весенней  песней жизни.

 Своими впечатлениями о прочитанном можно поделиться в Гостевой книге или  на Форуме    

Перейти на Главную  страницу

Использование материалов выставленных на сайте возможно только с разрешения автора.                              При использовании материалов с сайта ссылка на http://www.muza-barnaul.narod.ru обязательна